А.Невзоров ― Скандал Навального и Соловьева. Ну, вот там, где Навальный уже принялся разоблачать Соловьева. О.Журавлёва ― Ну, какой же скандал? Ну что вы! В.Дымарский ― Это разве скандал? О.Журавлёва ― Это так, мелочи. А.Невзоров ― Нет, почему? Это скандал. Оля, вот, если вас когда-нибудь интересовало зримое воплощение фразы, что называется, «дотрахались до мышей», то это как раз то самое, вот, как раз Навальный дотрахался до мышей, когда он взялся просто за примитивного, но честного солдата информационной войны. Ну, сейчас он воюет с той стороны, завтра он будет воевать с этой стороны. Чего солдат-то трогать, вот мне не понятно? В.Дымарский ― Слушайте, ну, он не солдат. Солдат столько не зарабатывает. О.Журавлёва ― Он генерал-лейтенант. А.Невзоров ― Солдаты бывают разные, но в любом случае это всё как-то, к сожалению, символизирует, увы, закат симпатичного мне Навального. И, кстати, он же обязан понимать, что политика – это театр, да? И что невозможно всё время крутить одну и ту же пластинку. Это как если бы, вот, все акты Гамлета были бы заняты только втыканием и вытыканием рапиры из бедного Гамлета, да? Нельзя всё время показывать только шоу винтилово школьников и полеты над дачками. То есть надо как-то расширять неким образом репертуар, и, все-таки, баловать… О.Журавлёва ― То есть вы хотите сказать, что артист должен переодеваться, как говорили в одном фильме? А.Невзоров ― Надо каким-то образом баловать публику. Я понимаю, ему сложно это делать, потому что, ведь, в реальности Россия сейчас находится в любопытном положении: у нее отсутствуют какие бы то ни было пути. Никаких перемен, никакого развития, никаких перспектив нет, всё закрыто, да? Навальный берет и мелом где-то на глухой бетонной стене криво рисует дверь, и всем начинает рассказывать, что это и есть выход. Это свист, это не выход, потому что Россия, как вы знаете, ей некуда идти, да? Свобода и право, да? Но в 90-е годы она попробовала на вкус свободу и право, она до сих пор рыгает, ее до сих пор тошнит, она блюет от вкуса свободы. У России есть физиологическая непереносимость свободы. Двигаться в репрессии тоже невозможно, потому что люди стали гораздо лучше. Они уже не согласны участвовать в массовых расстрелах за палку колбасы и путевку в Ялту, да? Они сразу за это хотят генеральские погоны и недвижимость на первой береговой линии в Марбелье где-нибудь. А где ж взять-то погон на всех желающих? О.Журавлёва ― Да и с Марбельей тоже проблемы. Понимаю. В.Дымарский ― Да и первую линию, да. А.Невзоров ― Да, я понимаю. Поэтому, вот, и большая кровь, и большой гной – они точно так же недостижимы, как и любое движение вперед к свободе. Но пути особого нет, то есть нет следующего хода. Все вектора развития совершенно заблокированы, по крайней мере, на данный момент. Мы, вот, видим, как коммунисты вот тут начали опять лить свои красные кровавые коммунистические слезы, они «хочут» занавеса железного, но понимают, что это неосуществимо, и в качестве железного занавеса предлагают слабенькую альтернативку оному – они предлагают не учить в школах детей иностранным языкам, то есть они хоть нагадить этим бедным детям, которым в будущем придется, возможно, менять место жительство, они мечтают. Но насколько же это бледно по сравнению с тем, что они могли себе позволить когда-то! То есть, вот, никаких ходов ни у кого нету, да? Поэтому Россия обречена, вероятно, будет на эту глупейшую, скучнейшую стагнацию, в которой она, собственно, и пребывает.